Устранение территориальных конфликтов

Правильный ответ — в России.

Ирония истории — та самая Россия, которую Европа вначале по умолчанию, а затем уже без стеснения, как казалось все той же Европе, обрекла на роль вечно проигравшей. Вначале в холодной войне. Затем — страдающей под санкциями, вводившимися сначала точечно, потом — квадратно-гнездовым способом, ну, а в финале — настоящим «ковровым» методом.

Правильно, а что стесняться-то?

В течение тридцати с небольшим лет Запад на нас смотрел сначала как на необразованных, голодных и нищих чудовищ (и в этот момент, кстати, демонстрировал свою так называемую доброту и высказывал не менее фальшивую солидарность), от которых можно всего ожидать, далее пришел этап советов — следуй мы им, стали бы натуральной колонией.

Ну, а потом, когда стало понятно, что игра в щедроты завершена, то мы стали самыми опасными и самыми непредсказуемыми гражданами самой нехорошей страны на свете. И пришло время с нами со всеми расправиться. Удушив экономически, изолировав политически, да и просто уморив голодом, что уж тут стесняться и ходить вокруг да около.

Но что-то пошло не так. Совсем не так.

Накрывая нас чугунной плитой и запрещая покупки синтетического тряпья в сетевом масс—маркете, корча страшные рожи и уводя гиганта сборно-разборной мебели для «коливинга», пугая близким отсутствием запчастей и отсутствием прочего «шеринга», этот самый Западный Союз Европейских Демократий всего хорошего против всего плохого дал нам возможность убедиться, что мы — абсолютно самодостаточны.

Пока нам улыбались и пока нам строили коллективную «козью морду», мы наладили промышленность. Заново выстроив производство, мы напомнили себе о том, что в рыночной экономике имеется не только предложение, но и спрос. И мы должны суметь его удовлетворить.

Отдельные пугливые персонажи стонали о том, что «больше не будет памперсов и средств женской гигиены». Ласково улыбнувшись, предприятия и предприниматели той самой «легонькой промышленности» отрапортовали, что готовы к любому росту потребностей. И даже этому рады.

Их практически немедленно поддержали фермеры, сообщившие, что ожидают рекордные урожаи разнообразных зерновых. «Все же свое — от удобрений до полей. С любыми почвами. Хоть суглинковыми, хоть черноземами. Хватит всем и на всех».

Клич рос и расширял октавы.

Дизайнеры готовы выпускать любую мебель (поскольку сырья, мягко выражаясь, до хрена и больше и оно тоже свое, санкциям неподверженное ни разу). Стилисты модной одежды и обуви тоже тут как тут. И они, представьте себе, тоже не зависят ни от логистики, ни от поставок с другого края света. Лен — свой. Хлопок — если не всегда свой, то уж точно от верных партнеров. Кожи всякие-разные — да на здоровье. Да и меха. Все натуральное.

И пусть коллективная Грета Тунберг устраивает хоть всемирную стачку за зеленый переход, русские женщины не откажутся от того, чтобы зимой набросить на плечи «пушистое и мягкое золото».

Но даже не это важно. Не этот избыточный вещный мир, которого всегда будет мало, уж такова натура человека.

Самое важное, что Россия, восприняв фундаментальные ценности, которым отчего-то предшествует (пока) прилагательное «европейские», их сумела не просто апроприировать.

Она их сделала своими. Настолько, что сегодня они выглядят как само собой разумеющееся.

Например, свободная инициатива в бизнесе. Которой в Европе уже давно нет: из-за неподъемных налогов и не в последнюю очередь из-за чудовищной лени, ставшей одной из главных черт характера сегодняшнего европейского обывателя. Он не способен работать больше строгих восьми часов в день. Да и то с обязательным обеденным перерывом. Любое лишнее усилие вызывает мелкие протесты — в лучшем случае. В худшем — национальные стачки.

Например, свобода в личной жизни. Не той, что распахивается нараспашку, как те норки из романа Воннегута, а той, которая основана на самостоятельности и автономности, способности принимать решения, а также той, что не предполагает сообщение urbi et orbi о своих чувственных и сексуальных предпочтениях.

Например, свобода слова. Свобода говорить то, что думаешь. Делать и поступать в соответствии с собственными убеждениями, а не жить по прописям, изложенным в медийном пространстве разнообразными прогрессистами и сторонниками дурно понимаемой «демократии».

Свобода воспитывать детей так, как считаешь нужным. А не так, как считают правильным это делать разнообразные НКО, приносящие старшеклассникам разнообразные брошюрки о гендерной флюидности и призывая, например, шестнадцатилетних мальчиков (с целью продвижения инклюзии — и снова дурно понятой) надевать в школу юбки. Как предмет одежды, взятый из чужого гардероба, способен поддержать равенство, активисты, выступающие за все хорошее и против всего плохого, предпочитают не объяснять.

Опутанные многочисленными запретами или правилами, внедренными сторонниками политкорректности, радикального феминизма, «прав человека», европейцы практически без боя отдали все свои свободы, только чтобы от них отстали. И дали жить. Они поменяли их на вроде бы безопасность и на вроде бы стабильность. В итоге все это оказалось химерой. Темные и опасные улицы, частые перестрелки, насилие, ставшее чертой повседневности.

В момент, когда ситуация дойдет до края, Россия, как всегда на протяжении своей истории, вернет Европе русские фундаментальные ценности, сумев их и сберечь, и приумножить.

Не рассчитывая, конечно же, ни на какую благодарность, а всего лишь исполнив свой русский — и потому европейский — долг.

Елена Караева