Музыкальный светофор

Такой, казалось бы, пустяк:
букет янтарно-желтых листьев
не помещается никак
в стишок смешной и неказистый...
Свой отпустив кабриолет
король Октябрь поклон отвесит, -
ведь у него секретов нет
от "настоящей поэтессы".
Она, два банта - два крыла,
небрежно за спину откинув,
так гениальна и мила
в свои "почти семь с половиной"...

Она же, много лет спустя:
напыщен слог, заумны строчки, -
недетских книжек шелестят
нерукописные листочки.
Тех книг во веки не прочесть, -
в себе самой не разобраться, -
но ей всего лишь тридцать шесть...
А может целых девятнадцать? -
Средь множества ненужных слов
теснит уже иная тема:
вместить огромную любовь
не может целая поэма...

Октябрь - палач: листам гореть
к чему? Ведь это все пустое, -
кострами старость не согреть...
Но так уж человек устроен:
пустить стремится время вспять, -
наперекор волхвам и звездам...
Врагов простить, друзей понять,
порой бывает слишком поздно:
две даты... имя... мокрый снег,
луна, оскалившись, хохочет...
Нелепость! - жизни краткий миг
легко вместился в пару строчек...

(с)

Два человека связаны нитью -
Той, что еще чуть-чуть - и порвется...
Вы мне, конечно, не позвоните -
Как же немного нам остается!..
Глупо искать медяки в карманах,
В жадную щель ускользает вечность...
Как я ждала разговора с вами,
А расплатиться, выходит, нечем...

Два человека связаны нитью...
Вы - на другой стороне Вселенной!
Не уходите ж, повремените,
Мой драгоценный, секундный пленник!
Как я боюсь потерять ваш голос,
Как все непрочно и как случайно -
Пусть я не ближе к вам ни на волос -
Лишь бы вы что-то мне отвечали...
Если б вы знали мои печали,
Если б вы только читали мысли,
Как я безумно по вас скучаю!..
Ниточка кончилась.
Время вышло...

Два человека с одной планеты...
Нить фонарей над пустынным пляжем,
Резкий и солоноватый ветер
Треплет нещадно флажок бумажный...
Если представить, что вы в Париже,
Можно б доплыть к вам ночным Ла-Маншем...
Мы ни на волос не стали ближе.
Мы ни на волос не стали дальШе...

(с)

Тонкими мазками, осторожно,
Раздуваю ветер, разгоняю воду.
Я сегодня занят, я - художник,
Я рисую город в непогоду.
Я сегодня занят, я художник,
Я рисую город в слякоть и дождь.

Вот эта улица, вот этот дом,
Вот остановка под самым окном.
В сером плаще - это я за углом.
Поздно и холодно. Что ж ты медлишь?

Мокрые антенны задрожали,
Фонари под тяжестью дождя согнулись.
Греются на кухнях горожане,
Прячась от печали стылых улиц.
Греются на кухнях горожане,
Прячась от печали в слякоть и дождь.

Вот эта улица, вот этот дом,
Вот остановка под самым окном.
Глупо, наверно: я все об одном -
Ты же решила, ну что ж ты медлишь?

Может, я нарочно все напутал,
И весна смеется, а не осень плачет.
Хочешь, нарисую солнце, утро,
Только в жизни чаще все иначе.
Хочешь, нарисую солнце, утро?
Только в жизни чаще слякоть и дождь.

Тонкими мазками, осторожно,
Раздуваю ветер, разгоняю воду.
Я сегодня занят, я - художник,
Я рисую город в непогоду.
Лучше бы, конечно, солнце, утро,
Только в жизни чаще слякоть и дождь.

(с)

Ах, как хочется хвостом повилять по-щеньему,
и святых защекотать, и брататься с нечистью!
Начинается весна - время всепрощения,
и не надо класть главу на алтарь отечества.

Над несмятой простыней, над бумагой белою,
наши души окропив мартовской бессонницей,
что ж ты делаешь, весна, что ж ты с нами делаешь!
У тебя, видать, весна, - ни стыда ни совести!

Ветерок над головой, словно голос матушкин,
учит жить да поживать да на солнце зариться -
знать, оттаяв наконец под светилом мартовским,
детство начало играть в повзрослевшей заднице.

А капель уже спешит все секреты выболтать...
Драгоценная пора, золотое бедствие -
начинается весна! И каким бы ни был ты -
ты к весне приговорен без суда и следствия.

Ах, как хочется смотреть на людей поласковей,
не молиться дуракам и не жить обрезками!
Ах, зачем мы на земле - как снега январские,
если можем мы бежать, как ручьи апрельские.

Если можем жить и петь не по наущению,
если, будто бы болезнь, что уже не лечится,
начинается весна - время всепрощения,
и не надо класть главу на алтарь отечества!

(с)

Оголила за окном верба веточки,
потянулись за моря гуси-уточки...
Говорит мне моя дочка-шестилеточка:
"Папа, можно мне тебя на минуточку?"

Папа что же - папа все может вытерпеть.
Папа - как Хемингуэй - в грубом свитере.
"Если надо, - говорит, - носик вытереть,
щас я маму позову. Мама вытерет".

Но на папину беду
так сказала дочь папаше:
"Папа, в нашем детсаду
есть такой Горелик Саша.
Он, как я, не ест омлет,
он ужасно синеглазый,
и за все свои шесть лет
не описался ни разу".

Разговор неотвратим:
"Говори мне, дочка, прямо -
что хотите вы?" - "Хотим
вместе жить - как ты и мама.
Вместе, папа, под дождем,
вместе - в грязь, в жару и холод.
А с детьми мы подождем
до конца начальной школы".

Чую - весь я аж горю,
чую - рушатся устои.
"Слушай, дочка, - говорю, -
это дело не простое.
Как мне маме объяснить?
А жилплощадь? А финансы?
Надо чуть повременить -
ну хотя бы лет двенадцать".

"Что ты, папа, - был ответ, -
это даже слушать странно:
ведь через двенадцать лет
я совсем старухой стану.
Не могу я ждать ни дня -
вам совсем меня не жалко -
ведь Саша плюнет на меня
и уйдет с Козловой Алкой!"

Чую - близится гроза.
Дочь глазами так и жалит,
а потом на те глаза
бабьи слезы набежали.
Бабьи слезы, а потом -
ай да дочка, ну, умора! -
начался такой Содом...
я б сказал - Содом с Гоморрой.

"Что ты, папа, "ох" да "ах"! -
времена переменились:
нынче, папа, в детсадах
все давно переженились.
Только я одна иду -
все направо, я - налево...
Да меня уже в саду
называют старой девой!"

Перешла на ультразвук моя деточка.
Я на все уж был готов - но вот туточки
говорит мне мой сынок-семилеточка:
"Папа, можно мне тебя на минуточку?"...

(с)

Иду на "Вы", меня опять зовут,
И с запятых перехожу на точки.
Затвор я передерну быстро, точно
Вся жизнь моя - лишь несколько секунд,
Иду на "Вы", и значит - абордаж,
У судна моего стальные крючья.
Противник заюлил - повадка сучья
(Не дорого ж ты жизнь свою продашь).

Иду на "Вы" - дыханье у виска, -
Мне кто-то поломать мечтает кости.
Вы не ошиблись, я совсем не в гости,
Но я Вам не цыпленок - табака.
Иду на "Вы", на взлете не сбивать,
Уж если вышел, так давай - на равных,
И ни к чему считать отверстий рваных,
Коль высоту не сможешь удержать.

Иду на "Вы". Уже теряю счет,
Не на кофейной гуще я гадаю.
Меж схватками все реже отдыхаю
С готовностью опять рвануть вперед.
Иду на "Вы" стрелою с тетивы.
От боя к бою, говорят, умнеют.
Противника ряды не поредеют.
Кто следующий, я иду на "Вы"!

(с)

Ах, как хочется тебя отогреть,
Хоть сама дрожу от лютых ветров.
Знаешь, это как гроза в сентябре -
Быть не может, да бывает порой.
От не пролитых по нежности слез
Поскучнели и поблекли глаза.
Пусть же будет средь придуманных гроз
Настоящая большая гроза!
Пусть зарницы в полсудьбы, в полнебес
Освещают в двух шагах от зимы
Эту небыль, этот мир, этот лес
В колыханье дождевой бахромы.
Над стеченьем обреченных надежд
Пусть запальчивой строкой грянет гром,
Возвестив мой сумасшедший мятеж,
Мой побег из плена всех аксиом,
Мой случайный шанс понять и простить
Эту жизнь, где все - тоска, все обман...
Желтый лист сожму покрепче в горсти
Как наивный и святой талисман
И назло испепеленной поре
Прокричу навзрыд счастливую весть:
Мы с тобою из грозы в сентябре!
Нас не может быть, но все же мы есТь!

(с)