За что я не люблю геев. 2 том

Хили подробно описывает т.н. «Артель развратников» – фактически гильдию профессиональных гомосексуалистов, практиковавшую в больших городах. «Артельщики» были в основном сосредоточены в банях. Исследованием этой гильдии занимался врач-венеролог Тарнавский. Он даже несколько идеализировал профессиональных гомосексуалистов: «Молодые банщики (кинеды) очень сообразительны, что сумели сделать бани местом хорошего заработка. Ещё снисходительнее простой человек относится к предложению врождённых или старческих кинедов. Три четверти банщиков за деньги соглашаются быть активными педерастами». В мужской проституции Тарнавский видел экономические начала, точнее – ужасающую бедность, толкавшую низшие сословия к продаже своего тела. В книге приводится множество полицейских отчётов 1870-90-х годов, вот некоторые выдержки из них:
«Василий Иванов, банщик 17 лет, показал, что пошёл работать в баню, где уже трудился крестьянин из его родной деревни. Здесь его земляки вовлекли в практику сексуального обслуживания клиентов. Сам Иванов объяснял: «Ляжет со мной, как с женщиной, но только в задний проход».
«Пётр Мамаев из Москвы. Я уже 8 лет занимался мужеложеством с разными лицами, незнакомыми. Выйдешь на бульвар, разговоришь, сделаешь с ним дело».
Добавим, что центром продажной любви в Москве было вплоть до 1930-х Бульварное кольцо. В пятницу и субботу тут одновременно собиралось до 300-400 кинедов. Самыми главными были Никитский бульвар и Никитские ворота. Проститут Т.П., лечившийся в 1927-м у врача Белоусова, указывал, что «на бульварах он в общей сложности знал до 5 тыс. гомосексуальных проститутов».
В Петербурге таким местом был Невский проспект и особенно Пассаж, а здешние пассивные проституты получили прозвищё «тётки».
«По воскресеньям зимой тётки гуляют в Пассаже в верхней галерее, когда утром приходят кадеты и воспитанники, около 6 вечера – солдаты и мальчишки-подмастерья. Любимым местом тётки служат катки, куда они приходят высматривать молодых людей, коих затем приглашают в кондитерские или на дом. По средам тётки высших слоёв посещают балет в Мариинском театре, по субботам – ресторан Палкина».
Центр Питера буквально кишел гомосексуалистами. В 1908 году журналист Руадзе гневно писал в репортаже:
«Жадная хищная стая направляется на Невский. Главная квартира переносится на Невский и в Кафэ дэ Пари. Эта излюбленная улицей кофейня в подвале Пассажа есть действительная клоака, мрачная и отвратительная. Дневная биржа живого товара продолжается вплоть до закрытия Пассажа, а затем стая отходят к Фонтанке. С 8 вечера и до 12 по Фонтанке образуется род гуляний гомосексуальных Фрин, причём самых неимущих и ободранных, более оперившиеся отправляются в Таврический сад».
(Фрины и Аспазии – ещё одно прозвище проститутов Питера).
Такая же гомосексуальная биржа, но рангом повыше, существовала в Зоологическом саду, куда за тётками приходили, солдаты, казаки, юнкера, гимназисты и т.д. За ночь тётка брала 3-5 рублей.
В обеих столицах у гомосексуалистов сложилась устойчивая субкультура (или как его тогда называли «мирок») – жесты, выделявшие своих; жаргон; одежда; культурные пристрастия, и т.д. Жёлтая пресса писали тогда: «Вы можете легко узнать гомосексуалиста или кокодеса – по ярко-красным галстукам, это род гомосексуальной формы, у некоторых из кармана торчит и ярко-красный платок». Не зазорным считалось пользоваться и косметикой: «графинюшки» (женоподобные педерасты) по вечерам появлялись на улице в пудре и с алыми накрашенными ртами. Активных педерастов было принято называть «женоненавистники», особенно много их было в матросской среде. В моде тогда была не только маскулинность, культ формы, но и пренебрежительное отношение к женщинам.
В обеих столицах в начале ХХ века постепенно подходили и к гомосексуальным гражданским союзам. Причём эти союзы не вызывали отторжения даже в рабочей среде. В исследовании «Психология пола» (1909 год) психиатр Павел Иванович Ковалевский описал быт такой гомосексуальной пары, петербургских рабочих:
«Они заключили между собой формальный договор, в котором каждый клялся, один другому, верности до гроба, и присваивали себе взаимно названия мужа и жены. Они занимали одну комнату и ночью спали в одной постели».
Высшие классы не только заключали гомосексуальные гражданские браки, но и закатывали шикарные балы для своих собратьев. Иной раз такой бал мог собирать до 100-120 человек. За время гулянки выпивалось до 400 бутылок вина. Вот описание финальной сцены гомосексуального бала одного питерского репортёра:
«После ужина началась страшная, возмутительная оргия. Мужчины-дамы разделись догола и в таком виде продолжали танцы. На роскошной турецкой мебели виднелись в полутьме пьяные тётки, которые сидели друг у друга на коленях, щупали друг друга за члены и тут же онанировали. Тут же лежал голым один из гостей по прозвищу Нана, и перед ним – несколько мужчин, целующих и щупающих его. Оргия продолжалась до утра, после чего все разъехались со своими мужчинами-дамами (домой или в бани). Прислуги на таких балах не стесняются, поскольку она из своих».
Гомосексуальные балы продолжали закатываться и при наступлении советской власти. Знаменитый врач-психиатр Бехтерев, который делал попытки лечить гомосексуалистов, приводил в 1921 году слова одного из своих пациентов, красного матроса: «Вечеринка была на квартире милиционера, командира сводного отряда. Участвовало 95 человек. Мы собирались обычно 2 раза в месяц». Другой, красноармеец Б., описывал гомосексуальную свадьбу, переросшую в оргию: «Когда я пришёл с Х., из комнаты в коридор вышли «молодые» – невестой был одет С., женихом был Ш. Сзади шли многие, одетые в женские платья. Благословляли их хлебом. Потом многие целовались и танцевали».
Другой красный матрос пояснял Бехтереву: «Во время вечеринок устраивалась «летучая почта», и я получал записки следующего содержания: «Вы мне нравитесь», или «Желаю с вами познакомиться». Как уже говорилось выше, особенно сильно педерастией были поражены петроградские матросы. В записках Бехтерева постоянно встречаются его пациенты – «командир миноносца», «военмор с Камы» и т.д.
Революция 1917 года посчитала гомосексуалистов «угнетённой царизмом прослойкой», и то, что в прежние десятилетия существовало де-факто и почти не преследовалось полицией (от оргий до свадеб), новая власть сделала де-юре.