Кургинян

Исходя из этой политической аксиомы, мы будем формировать широкую оппозиционную патриотическую коалицию.

Что же касается нас самих, то мы рассматриваем это несовершенное государство как плацдарм, с которого только и может начаться наступление в том или ином направлении. "В каком бы направлении ни развивалось это наступление: советском (СССР 2.0) или общеимперском — оно возможно только при наличии такого плацдарма, — говорили мы всегда и повторяем теперь. — Исчезнет этот плацдарм — не будет ничего, кроме совокупности суррогатных идеологических гетто: псевдонационалистических, псевдокоммунистических, псевдодемократических и так далее".

Оговорив свое отношение к государству, мы переходим к анализу Системы, ценности которой никогда не разделяли, нравы которой никогда не приветствовали, частью которой никогда не были.

В ее основе — неизбежный конфликт между внутрисистемными либералами и внутрисистемными консерваторами. Каково наше отношение к такому конфликту?

Прежде всего мы исходим из того, что именно антисоветские, антинациональные либералы рвали на части страну и смыслы, дорогие нашему сердцу, что они воспевали и реализовывали перестройку и ельцинские реформы.

Конечно, этих либералов кто-то взрастил и спустил с цепи.

Конечно, подобный элитный "кто-то" имеет отнюдь не только западную прописку.

Но понимание данных тонких и прискорбных реалий никогда не снижало и не может снизить в дальнейшем градус нашего отношения к антисоветским, антинациональным либералам.

Чубайс говорит, что он ненавидит СССР, как ничто другое? А мы любим СССР. И почему при такой внятности идеологического антагонизма мы должны приравнивать либерального Чубайса к его консервативным внутрисистемным противникам? Если эти консервативные противники Чубайса преисполнены меньшей, чем у Чубайса, ненависти к тому, что нам дорого, — они для нас лучше Чубайса в идеологическом смысле. Таков непреложный закон элементарной политической арифметики. Но кроме арифметики есть еще и алгебра.

Ценность идеологии — безусловна. Но ценность государственности — еще выше. Ибо в чем смысл идеологии, коли нет государственности?

Мы всегда действовали, руководствуясь подобным соображением.

И в 1994 году, когда антигосударственные леваки говорили, что Чубайс хуже Басаева, а мы с негодованием отвергали их идеологический бред.

И в начале 1996 года, когда псевдоконсервативные конвульсии поставили страну на грань краха, и надо было этим конвульсиям противостоять во имя спасения государства.

И на Поклонной горе.

И — в будущем.

Мы всегда спасали и будем спасать драгоценный для нас плацдарм под названием Российская Федерация. Этот плацдарм принадлежит не элитам, а народу. Не консерваторам или либералам, а всем нам. Он — последний шанс наш на историческую судьбу.

Если разрушением государства будут заниматься либералы — они получат отпор.

Если власть, как во времена Горбачева, начнет сама посягать на государство, сдавая его, расчленяя на части, подрывая его целостность, — она получит отпор.

Если надо будет воевать на два фронта, будем воевать на два фронта.

Открывая митинг на Поклонной горе, мы заявили, что являемся противниками политики Путина и готовы объединяться с его сторонниками только против перестройки-2. Дав отпор перестройке-2, мы не вошли в Систему, а заявили на следующих митингах о себе как последовательных патриотических оппозиционерах, противниках нынешней Системы, нынешнего устройства жизни и так далее.

Консервативные сторонники Путина убеждали нас, что после выборов Путин избавится от своего либерального окружения. Мы возражали им.

Мы предвидели, что победивший Путин начнет выстраивать компромисс с либеральными силами. Таков закон Системы, выстроенной на обломках СССР. Рано или поздно конфликтующие стороны договорятся. А договорившись, стороны выведут из игры собственных радикалов.

Разве не этим ознаменовано начало путинского периода, когда конфликт Путина с Примаковым был завершен сразу после победы Путина на президентских выборах? А конфликтующие стороны, освободившись от крайних элементов, заключили компромисс, сформировав "Единую Россию"?

Для выстроенной системы это нормально. Она всегда будет по завершению конфликта заключать пакт между политическими "бандерлогами" и теми, против кого оные восстают.

Так что же нас беспокоит теперь настолько, что мы обращаемся к обществу с этим политическим манифестом?

Почему же сейчас мы впервые заявляем о том, что компромисс между внутрисистемными консерваторами и внутрисистемными либералами не укрепит Систему, а разрушит ее, породив этим разрушением новую перестройку?

Почему вообще мы вдруг — не находясь в Системе и отвергая вхождение в нее — вмешиваемся в отношения между слагаемыми этой Системы?

ПОТОМУ ЧТО НЫНЕШНЯЯ СИТУАЦИЯ ГЛУБОКО АНОМАЛЬНА. И ЭТА АНОМАЛЬНОСТЬ НОСИТ ДОЛГОВРЕМЕННЫЙ ХАРАКТЕР.

Имя этой аномальности — ТУРБУЛЕНТНОСТЬ.

Мы вошли в эпоху турбулентности вместе с остальным миром.

Мы живем уже сейчас по правилам турбулентности. По этим страшным и беспощадным правилам.

Каждый, кто в эпоху турбулентности будет руководствоваться законом внутрисистемного компромисса, обрушит и Систему, и государство.

Никогда не стремясь выяснять отношения с Системой, никогда не считая необходимым беспокоиться о ее благополучии, мы сейчас предупреждаем всех, кто находится внутри Системы, всех, кто этой Системой руководит и всех, кто может оказаться заложниками ее катастрофы, что турбулентность нарастает. И что в условиях ее нарастания внутрисистемный компромисс превращается из нормы политической жизни в источник полномасштабной политической катастрофы.

Что же свидетельствует о нарастании турбулентности? Назовем лишь несколько основных факторов.

Фактор №1 — американские бесчинства в Сирии и по всему миру. Неужели кто-то думает, что так бесчинствуя на Ближнем Востоке, американцы по-другому будут вести себя на нашей территории? Американцы приговорили Путина — так же, как Каддафи, Мубарака и Асада. На повестке дня теперь уже не "оранжевая" революция в России, а нечто гораздо более серьезное и кровавое.

Фактор №2 — стилистика либеральной улицы. Вроде бы она проиграла, не сумев воспрепятствовать избранию Путина президентом. Но ведет она себя гораздо более агрессивно, чем в выборный период. Неужели непонятно, что знаменует собой такое поведение? Неужели непонятно, как связаны между собой фактор №1 и фактор №2? Что никакие компромиссы, которые Система тщится сочинить, ориентируясь на свое прошлое, не нужны теперь ни нашим либералам, ни их западным хозяевам?

Фактор №3 — переход протестующих от подчеркнуто мирных действий к действиям совсем другого характера. Радикальная часть протестующих настроена очень решительно. Активисты уличного протеста проходят подготовку в разных тренировочных лагерях. Эти лагеря находятся и на территории России, и за ее пределами — в Латвии, Литве, Польше, Западной Украине, Хорватии и так далее. Зачем готовят этих активистов? Для конкретной борьбы — причем борьбы далеко не мирного характера! И о каком компромиссе можно говорить в подобных условиях?

Фактор №4 — угрозы физической ликвидации. Скоро радикальная часть протестующих начнет вывешивать такие списки в интернете. Но уже сейчас они обсуждаются — причем отнюдь не только в маргинальной среде. Предположим, что о необходимости физической ликвидации высочайших лиц и членов их семей говорится лишь ради того, чтобы осуществить психологический шантаж. Но почему ранее никому не приходило в голову осуществлять подобный шантаж? И о каком компромиссе можно говорить в таких условиях?

Фактор №5 — осмелевшие спонсоры. У Навального, видите ли, появились элитные спонсоры, желающие открыто оказывать поддержку данному политическому герою. А почему так осмелели ранее суперосторожные спонсоры? Опомнитесь, господа архитекторы внутрисистемного компромисса! И поймите, что если этот компромисс не будет немедленно демонтирован — катастрофа неминуема. И она коснется в том числе и вас! Причем не только "в том числе", но и "в первую очередь".

Фактор №6 — стремительное обострение сепаратистских тенденций в разных частях страны. Это обострение носит откровенно рукотворный характер.

Фактор №7 — атаки на РПЦ, поразительно напоминающие атаки на КПСС в ходе первой перестройки. Речь явным образом идет о сознательном демонтаже немногих крупных идеологических державных структур. И как можно выстраивать компромиссы в подобной ситуации? Компромиссы между кем и кем? Между защитниками разного рода бесчинств и их яростными противниками?

Фактор №8 — законодательные инициативы, призванные разорвать связь между внутрисистемными консерваторами и широкими консервативно настроенными общественными кругами.

Законодательные инициативы, направленные на протаскивание ювенальной юстиции, чудовищно разрушительны сами по себе. Но что знаменуют собой эти инициативы в нынешних турбулентных условиях? Это ли не свидетельство умопомрачения Системы, ее склонности к суициду? Но ведь ранее Система не проявляла подобной склонности! Почему теперь она ее проявляет? Почему именно в столь острый момент ей понадобилось рушить мосты между собой и самыми разными общественными группами, включая религиозных людей, склонных к поддержке стабильности?

А что такое в нынешней ситуации вступление в ВТО? Это подстегивание социального протеста в условиях, когда он нужен радикальным либералам и их западным хозяевам, а у консерваторов нет той избыточной поддержки, которая позволяет им проводить даже необходимые непопулярные меры. А вступление в ВТО не только не является необходимым! Оно и непопулярно, и абсолютно губительно.

Однако либеральные партнеры путинских консерваторов, заключив с консерваторами псевдокомпромисс, начинают навязывать им непопулярные меры! А это не только чудовищное по сокрушительности вхождение в ВТО! Это и ценовая политика, и политика в сфере ЖКХ, и политика в сфере образования и здравоохранения. Что знаменует все это в нынешней ситуации? Только ли либеральный фанатизм? Или же речь и впрямь идет о перестройке-2, то есть о проведении губительных реформ лишь для того, чтобы подорвать остатки стабильности?

Мы убеждены, что речь идет именно о перестройке-2, и призываем дать этому отпор. Мы призываем всех, у кого есть разум. И тех, кто вращается внутри Системы. И тех, кто будет жертвой ее безумия. У нас одна страна, и мы не можем допустить ее очередного распада по классическому перестроечному лекалу.

Да-да, классическому! Ибо власть, которая сама подливает масло непопулярных реформ в огонь уличного протеста, — это классика перестройки.

Система, осуществляющая перестройку, ведет себя, как самоубийца.

С одной стороны, она осуществляет ужесточение законодательства в сфере регулирования митинговой активности. Якобы за счет такого ужесточения на митинги выйдет меньшее число белоленточников. Ой ли? А даже если так — выйдут (если не сейчас, то вскоре) наиболее оголтелые. И освобожденные от необходимости считаться с нравами умеренных "хомячков".

Итак, белоленточное протестное ядро неизбежно радикализуется. При этом его масса уменьшится несущественно. А его накал весьма существенно возрастет. Оформится новая идеология, новая стратегия действий. Все бы это полбеды.

Но — осуществляя все это, так сказать, с одной стороны, Система, с другой стороны, осуществляет нечто с этим несовместимое. Она толкает в объятия ею радикализированных антигосударственных белоленточников ею же созданных "новых обездоленных", порожденных вхождением в ВТО, либеральными социальными реформами и так далее.

А с третьей, так сказать, стороны, Система в поразительной синхронности с тем, что она осуществляет с двух других, так сказать, сторон, ликвидирует связь между собой и широкими, консервативно настроенными слоями, не получая взамен никакой либеральной поддержки.

Подобные трехсторонние действия — характернейшая черта перестройки.

Самое страшное — что в результате вышеописанных злоключений массы, недовольные только властью, но никоим образом не стремящиеся обрушить здание государственности, передаются под опеку либерального антинационального, антигосударственного актива. Который неминуемо направит их протест в антигосударственное, сугубо деструктивное русло. Разве не это происходило в ходе первой перестройки? И разве не это сооружается у нас на глазах Системой — то ли обезумевшей, то ли идущей на поводу у либералов, то ли переведенной саботажниками на рельсы самоликвидации?

Последствия? Они будут намного хуже последствий первой перестройки. Беспомощная страна, занятые взаимными разборками политики, неизбежный международный патронаж, ограбление страны, ничуть не меньшее, чем при Гайдаре и Ельцине (а иначе ради чего Западу огород городить?)… Краски столь мрачны, что сгущать их нет ни малейшей необходимости. Вот чем чреват кажущийся многим нормальным компромисс между внутрисистемными либералами и консерваторами. Конечно же, нормальным такой компромисс считают только апологеты Системы. Но примем на минуту их точку зрения. И что? Нормальный по их критериям компромисс в условиях турбулентности теряет, как мы видим, даже эту свою гнилую нормальность и превращается в источник большой беды. Она же — перестройка-2.

Вот почему мы начинаем борьбу за демонтаж этого, как никогда опасного, компромисса. Слагаемые этой борьбы:

— недопущение разрушительной ювенальной юстиции, чреватой крахом семьи и школы,

— недопущение вхождения в ВТО, чреватого чудовищным обрушением жизни, разрушением остатков недобитой нашей промышленности и остатков нашего сельского хозяйства,

— недопущение очередной кампании десоветизации, которая на самом деле является лишь прологом к дерусификации, к наделению народа комплексом исторической неполноценности,

— недопущение ущемления социальных прав граждан в жизненно важных для них сферах, каковыми являются здравоохранение, образование, ЖКХ, ценообразование и так далее.

Такова наша повестка дня. На ее основе — путем переговоров между различными патриотическими силами, путем внесения дополнений и корректив — нужно сформировать широкое протестное патриотическое движение. Только оно может сорвать планы новых перестройщиков, столь же подлых, как их предшественники.

За работу!

Митинг, который мы собираем 17 июня на площади Революции, — лишь первый шаг на этом пути. Свернуть с этого пути нам не позволяют совесть и чувство ответственности за Россию, которая принадлежит не либералам и консерваторам, не Системе и ее элитному либеральному альтер эго, а единству живых и мертвых.

Исходя из этой политической аксиомы, мы будем формировать широкую оппозиционную патриотическую коалицию.

Что же касается нас самих, то мы рассматриваем это несовершенное государство как плацдарм, с которого только и может начаться наступление в том или ином направлении. "В каком бы направлении ни развивалось это наступление: советском (СССР 2.0) или общеимперском — оно возможно только при наличии такого плацдарма, — говорили мы всегда и повторяем теперь. — Исчезнет этот плацдарм — не будет ничего, кроме совокупности суррогатных идеологических гетто: псевдонационалистических, псевдокоммунистических, псевдодемократических и так далее".

Оговорив свое отношение к государству, мы переходим к анализу Системы, ценности которой никогда не разделяли, нравы которой никогда не приветствовали, частью которой никогда не были.

В ее основе — неизбежный конфликт между внутрисистемными либералами и внутрисистемными консерваторами. Каково наше отношение к такому конфликту?

Прежде всего мы исходим из того, что именно антисоветские, антинациональные либералы рвали на части страну и смыслы, дорогие нашему сердцу, что они воспевали и реализовывали перестройку и ельцинские реформы.

Конечно, этих либералов кто-то взрастил и спустил с цепи.

Конечно, подобный элитный "кто-то" имеет отнюдь не только западную прописку.

Но понимание данных тонких и прискорбных реалий никогда не снижало и не может снизить в дальнейшем градус нашего отношения к антисоветским, антинациональным либералам.

Чубайс говорит, что он ненавидит СССР, как ничто другое? А мы любим СССР. И почему при такой внятности идеологического антагонизма мы должны приравнивать либерального Чубайса к его консервативным внутрисистемным противникам? Если эти консервативные противники Чубайса преисполнены меньшей, чем у Чубайса, ненависти к тому, что нам дорого, — они для нас лучше Чубайса в идеологическом смысле. Таков непреложный закон элементарной политической арифметики. Но кроме арифметики есть еще и алгебра.

Ценность идеологии — безусловна. Но ценность государственности — еще выше. Ибо в чем смысл идеологии, коли нет государственности?

Мы всегда действовали, руководствуясь подобным соображением.

И в 1994 году, когда антигосударственные леваки говорили, что Чубайс хуже Басаева, а мы с негодованием отвергали их идеологический бред.

И в начале 1996 года, когда псевдоконсервативные конвульсии поставили страну на грань краха, и надо было этим конвульсиям противостоять во имя спасения государства.

И на Поклонной горе.

И — в будущем.

Мы всегда спасали и будем спасать драгоценный для нас плацдарм под названием Российская Федерация. Этот плацдарм принадлежит не элитам, а народу. Не консерваторам или либералам, а всем нам. Он — последний шанс наш на историческую судьбу.

Если разрушением государства будут заниматься либералы — они получат отпор.

Если власть, как во времена Горбачева, начнет сама посягать на государство, сдавая его, расчленяя на части, подрывая его целостность, — она получит отпор.

Если надо будет воевать на два фронта, будем воевать на два фронта.

Открывая митинг на Поклонной горе, мы заявили, что являемся противниками политики Путина и готовы объединяться с его сторонниками только против перестройки-2. Дав отпор перестройке-2, мы не вошли в Систему, а заявили на следующих митингах о себе как последовательных патриотических оппозиционерах, противниках нынешней Системы, нынешнего устройства жизни и так далее.

Консервативные сторонники Путина убеждали нас, что после выборов Путин избавится от своего либерального окружения. Мы возражали им.

Мы предвидели, что победивший Путин начнет выстраивать компромисс с либеральными силами. Таков закон Системы, выстроенной на обломках СССР. Рано или поздно конфликтующие стороны договорятся. А договорившись, стороны выведут из игры собственных радикалов.

Разве не этим ознаменовано начало путинского периода, когда конфликт Путина с Примаковым был завершен сразу после победы Путина на президентских выборах? А конфликтующие стороны, освободившись от крайних элементов, заключили компромисс, сформировав "Единую Россию"?

Для выстроенной системы это нормально. Она всегда будет по завершению конфликта заключать пакт между политическими "бандерлогами" и теми, против кого оные восстают.

Так что же нас беспокоит теперь настолько, что мы обращаемся к обществу с этим политическим манифестом?

Почему же сейчас мы впервые заявляем о том, что компромисс между внутрисистемными консерваторами и внутрисистемными либералами не укрепит Систему, а разрушит ее, породив этим разрушением новую перестройку?

Почему вообще мы вдруг — не находясь в Системе и отвергая вхождение в нее — вмешиваемся в отношения между слагаемыми этой Системы?

ПОТОМУ ЧТО НЫНЕШНЯЯ СИТУАЦИЯ ГЛУБОКО АНОМАЛЬНА. И ЭТА АНОМАЛЬНОСТЬ НОСИТ ДОЛГОВРЕМЕННЫЙ ХАРАКТЕР.

Имя этой аномальности — ТУРБУЛЕНТНОСТЬ.

Мы вошли в эпоху турбулентности вместе с остальным миром.

Мы живем уже сейчас по правилам турбулентности. По этим страшным и беспощадным правилам.

Каждый, кто в эпоху турбулентности будет руководствоваться законом внутрисистемного компромисса, обрушит и Систему, и государство.

Никогда не стремясь выяснять отношения с Системой, никогда не считая необходимым беспокоиться о ее благополучии, мы сейчас предупреждаем всех, кто находится внутри Системы, всех, кто этой Системой руководит и всех, кто может оказаться заложниками ее катастрофы, что турбулентность нарастает. И что в условиях ее нарастания внутрисистемный компромисс превращается из нормы политической жизни в источник полномасштабной политической катастрофы.

Что же свидетельствует о нарастании турбулентности? Назовем лишь несколько основных факторов.

Фактор №1 — американские бесчинства в Сирии и по всему миру. Неужели кто-то думает, что так бесчинствуя на Ближнем Востоке, американцы по-другому будут вести себя на нашей территории? Американцы приговорили Путина — так же, как Каддафи, Мубарака и Асада. На повестке дня теперь уже не "оранжевая" революция в России, а нечто гораздо более серьезное и кровавое.

Фактор №2 — стилистика либеральной улицы. Вроде бы она проиграла, не сумев воспрепятствовать избранию Путина президентом. Но ведет она себя гораздо более агрессивно, чем в выборный период. Неужели непонятно, что знаменует собой такое поведение? Неужели непонятно, как связаны между собой фактор №1 и фактор №2? Что никакие компромиссы, которые Система тщится сочинить, ориентируясь на свое прошлое, не нужны теперь ни нашим либералам, ни их западным хозяевам?

Фактор №3 — переход протестующих от подчеркнуто мирных действий к действиям совсем другого характера. Радикальная часть протестующих настроена очень решительно. Активисты уличного протеста проходят подготовку в разных тренировочных лагерях. Эти лагеря находятся и на территории России, и за ее пределами — в Латвии, Литве, Польше, Западной Украине, Хорватии и так далее. Зачем готовят этих активистов? Для конкретной борьбы — причем борьбы далеко не мирного характера! И о каком компромиссе можно говорить в подобных условиях?

Фактор №4 — угрозы физической ликвидации. Скоро радикальная часть протестующих начнет вывешивать такие списки в интернете. Но уже сейчас они обсуждаются — причем отнюдь не только в маргинальной среде. Предположим, что о необходимости физической ликвидации высочайших лиц и членов их семей говорится лишь ради того, чтобы осуществить психологический шантаж. Но почему ранее никому не приходило в голову осуществлять подобный шантаж? И о каком компромиссе можно говорить в таких условиях?

Фактор №5 — осмелевшие спонсоры. У Навального, видите ли, появились элитные спонсоры, желающие открыто оказывать поддержку данному политическому герою. А почему так осмелели ранее суперосторожные спонсоры? Опомнитесь, господа архитекторы внутрисистемного компромисса! И поймите, что если этот компромисс не будет немедленно демонтирован — катастрофа неминуема. И она коснется в том числе и вас! Причем не только "в том числе", но и "в первую очередь".

Фактор №6 — стремительное обострение сепаратистских тенденций в разных частях страны. Это обострение носит откровенно рукотворный характер.

Фактор №7 — атаки на РПЦ, поразительно напоминающие атаки на КПСС в ходе первой перестройки. Речь явным образом идет о сознательном демонтаже немногих крупных идеологических державных структур. И как можно выстраивать компромиссы в подобной ситуации? Компромиссы между кем и кем? Между защитниками разного рода бесчинств и их яростными противниками?

Фактор №8 — законодательные инициативы, призванные разорвать связь между внутрисистемными консерваторами и широкими консервативно настроенными общественными кругами.

Законодательные инициативы, направленные на протаскивание ювенальной юстиции, чудовищно разрушительны сами по себе. Но что знаменуют собой эти инициативы в нынешних турбулентных условиях? Это ли не свидетельство умопомрачения Системы, ее склонности к суициду? Но ведь ранее Система не проявляла подобной склонности! Почему теперь она ее проявляет? Почему именно в столь острый момент ей понадобилось рушить мосты между собой и самыми разными общественными группами, включая религиозных людей, склонных к поддержке стабильности?

А что такое в нынешней ситуации вступление в ВТО? Это подстегивание социального протеста в условиях, когда он нужен радикальным либералам и их западным хозяевам, а у консерваторов нет той избыточной поддержки, которая позволяет им проводить даже необходимые непопулярные меры. А вступление в ВТО не только не является необходимым! Оно и непопулярно, и абсолютно губительно.

Однако либеральные партнеры путинских консерваторов, заключив с консерваторами псевдокомпромисс, начинают навязывать им непопулярные меры! А это не только чудовищное по сокрушительности вхождение в ВТО! Это и ценовая политика, и политика в сфере ЖКХ, и политика в сфере образования и здравоохранения. Что знаменует все это в нынешней ситуации? Только ли либеральный фанатизм? Или же речь и впрямь идет о перестройке-2, то есть о проведении губительных реформ лишь для того, чтобы подорвать остатки стабильности?

Мы убеждены, что речь идет именно о перестройке-2, и призываем дать этому отпор. Мы призываем всех, у кого есть разум. И тех, кто вращается внутри Системы. И тех, кто будет жертвой ее безумия. У нас одна страна, и мы не можем допустить ее очередного распада по классическому перестроечному лекалу.

Да-да, классическому! Ибо власть, которая сама подливает масло непопулярных реформ в огонь уличного протеста, — это классика перестройки.

Система, осуществляющая перестройку, ведет себя, как самоубийца.

С одной стороны, она осуществляет ужесточение законодательства в сфере регулирования митинговой активности. Якобы за счет такого ужесточения на митинги выйдет меньшее число белоленточников. Ой ли? А даже если так — выйдут (если не сейчас, то вскоре) наиболее оголтелые. И освобожденные от необходимости считаться с нравами умеренных "хомячков".

Итак, белоленточное протестное ядро неизбежно радикализуется. При этом его масса уменьшится несущественно. А его накал весьма существенно возрастет. Оформится новая идеология, новая стратегия действий. Все бы это полбеды.

Но — осуществляя все это, так сказать, с одной стороны, Система, с другой стороны, осуществляет нечто с этим несовместимое. Она толкает в объятия ею радикализированных антигосударственных белоленточников ею же созданных "новых обездоленных", порожденных вхождением в ВТО, либеральными социальными реформами и так далее.

А с третьей, так сказать, стороны, Система в поразительной синхронности с тем, что она осуществляет с двух других, так сказать, сторон, ликвидирует связь между собой и широкими, консервативно настроенными слоями, не получая взамен никакой либеральной поддержки.

Подобные трехсторонние действия — характернейшая черта перестройки.

Самое страшное — что в результате вышеописанных злоключений массы, недовольные только властью, но никоим образом не стремящиеся обрушить здание государственности, передаются под опеку либерального антинационального, антигосударственного актива. Который неминуемо направит их протест в антигосударственное, сугубо деструктивное русло. Разве не это происходило в ходе первой перестройки? И разве не это сооружается у нас на глазах Системой — то ли обезумевшей, то ли идущей на поводу у либералов, то ли переведенной саботажниками на рельсы самоликвидации?

Последствия? Они будут намного хуже последствий первой перестройки. Беспомощная страна, занятые взаимными разборками политики, неизбежный международный патронаж, ограбление страны, ничуть не меньшее, чем при Гайдаре и Ельцине (а иначе ради чего Западу огород городить?)… Краски столь мрачны, что сгущать их нет ни малейшей необходимости. Вот чем чреват кажущийся многим нормальным компромисс между внутрисистемными либералами и консерваторами. Конечно же, нормальным такой компромисс считают только апологеты Системы. Но примем на минуту их точку зрения. И что? Нормальный по их критериям компромисс в условиях турбулентности теряет, как мы видим, даже эту свою гнилую нормальность и превращается в источник большой беды. Она же — перестройка-2.

Вот почему мы начинаем борьбу за демонтаж этого, как никогда опасного, компромисса. Слагаемые этой борьбы:

— недопущение разрушительной ювенальной юстиции, чреватой крахом семьи и школы,

— недопущение вхождения в ВТО, чреватого чудовищным обрушением жизни, разрушением остатков недобитой нашей промышленности и остатков нашего сельского хозяйства,

— недопущение очередной кампании десоветизации, которая на самом деле является лишь прологом к дерусификации, к наделению народа комплексом исторической неполноценности,

— недопущение ущемления социальных прав граждан в жизненно важных для них сферах, каковыми являются здравоохранение, образование, ЖКХ, ценообразование и так далее.

Такова наша повестка дня. На ее основе — путем переговоров между различными патриотическими силами, путем внесения дополнений и корректив — нужно сформировать широкое протестное патриотическое движение. Только оно может сорвать планы новых перестройщиков, столь же подлых, как их предшественники.

За работу!

Митинг, который мы собираем 17 июня на площади Революции, — лишь первый шаг на этом пути. Свернуть с этого пути нам не позволяют совесть и чувство ответственности за Россию, которая принадлежит не либералам и консерваторам, не Системе и ее элитному либеральному альтер эго, а единству живых и мертвых.