Ненависть украинцев к русским возрастает?

В советские времена Латвия считалась «почти что Европой». Здесь развивалось передовое по советским меркам производство — микроавтобусы РАФ, приемники ВЭФ и магнитолы «Радиотехника».

Сегодня от всего этого остались лишь воспоминания. Правда, Евросоюз к гибели большинства латышских предприятий не имеет никакого отношения, они разорились еще до вступления.

Хотя, при всем при этом, 1990-е для Латвии были отнюдь не столь тяжелыми, как для других республик бывшего СССР. Страна попыталась занять выгодную транзитную нишу — быть посредником между западным миром и постсоветским. Этаким «восточноевропейским Гонконгом». Символом последнего стали латвийские банки, через которые отмывали деньги и перегоняли их на Запад тысячи чиновников, бандитов и просто не желающих платить налоги предпринимателей со всего СНГ. Самым знаменитым из них был Parex Bank.

Его совладелец Валерий Каргин лет десять назад давал интервью российским и украинским СМИ, рассказывая, как его банк готовится к вступлению Латвии в ЕС и какие в связи с этим перспективы открываются.

А уже в 2008 году Parex оказался на грани банкротства и был национализирован правительством за символическую сумму в 2 лата. Банк подкосило сворачивание «отмывочных» схем после вступления страны в ЕС и тотальная конкуренция со стороны транснациональных финансовых групп. Вслед за Parex пали и остальные банки с латышским капиталом, а местный крупный бизнес, возникший в 90-е на транзитных потоках из СНГ, почти прекратил свое существование (Россия еще в середине нулевых переправила транзит на свои порты).

Кризис 2008 года Латвия пережила, пожалуй, наиболее тяжело из всех стран ЕС и вслед за этим вступила в новый период своей истории. В котором пока какой-то внятной национальной перспективы не прослеживается. Только серые будни, низкие зарплаты (у тех, у кого вообще есть работа), небольшие дотации ЕС и всеобщее желание поскорее куда-то уехать.

Иллюзия Европы

Экспансия развитых стран ЕС видна на каждом шагу. Снимаю деньги в банкомате Swedbank, прохожу мимо торговых комплексов европейских сетей RIMI и Stock-mann. Даже сигареты покупаю в норвежской сети магазинчиков Narvesen. При этом еду по новым дорогам, реконструированным на деньги ЕС.

Проезжаю небольшой городок Олайне.

— Здесь содержатся нелегальные иммигранты. В основном из бывших республик СССР: азиаты и много грузин. Есть и украинцы. Но им у нас не заработать. Поэтому они здесь, чтобы уехать куда-то дальше — в Германию и Скандинавию, — рассказывает редактор русской редакции издания «Дельфи» Анатолий Голубов.

Въезжаем с ним в Елгаву. В XVI–XVIII веках столица Курляндского герцогства даже чеканила собственную монету. А при Советах город делал микроавтобусы РАФ. Еще были пищевые, ткацкие фабрики, сахарный завод и 70 тысяч человек жителей. Со времени вступления в ЕС население Елгавы сократилось на 20 тысяч, а многие из оставшихся работают в столице.

Тем не менее, в городке жизнь есть. Заканчивается реконструкция центра. Новые тротуары и дороги, набережная, подвесной мост, утепленные дома, парк с детскими площадками и полями для гольфа. Это тоже на деньги Евросоюза.

— С 2007 года ЕС выделил Латвии под проекты развития 4 млрд евро, и только в этом году отремонтируют 300 км дорог, — говорит глава представительства ЕС в Латвии Инна Штейнбука.

— При этом на развитие производства и соцзащиту денег Европа не дает, только на дороги, музеи, реставрацию домов, — открывает секрет парадокса евро-Латвии секретарь комиссии по европейским делам и член бюджетно-финансового комитета латышского сейма Игорь Пименов. — Во всем остальном считается, что рынок все расставит на свои места. Вот он и расставляет — импортный товар по полкам наших магазинов.

— Первые годы после вступления в ЕС были временем эйфории, — вспоминает Анатолий Голубов. — На страну обрушился вал инвестиций, строились новые дома и супермаркеты, в банках направо и налево выдавали дешевые кредиты и практически во всех сферах росли зарплаты. Хрущевки в Елгаве стоили немыслимые 50 тысяч евро! И их покупали в кредит. Это было! Люди поверили, что жизнь налаживается. Например, строители зарабатывали по тысяче латов в месяц (около полутора тысяч евро), и была нехватка рабочих рук. Однако в 2008 году грянул экономический кризис и все изменилось.

Экономика Латвии упала громче и эффектнее всех в ЕС. Безработным стал каждый четвертый латыш.

— Это был шок: начались самоубийства — банки забирали квартиры и машины за долги, — говорит директор Института европейских исследований Александр Гапоненко. — Тот бум, который сопровождал Латвию после вступления в ЕС до кризиса, оказался не экономическим развитием, а иллюзией.

После 2004 года западные инвестиции шли преимущественно в банковский сектор и торговлю. А еще в ипотечное строительство — все то, что дает моментальную прибыль. Кроме того, Латвию накрыло цунами дешевых европейских товаров, латвийские предприятия ограничили квотами производства.

— Политики были настолько рады, что садятся в еврокарету и становятся еще дальше от России, что, как рассказал один евродепутат, договор с ЕС от начала до конца никто и не читал. Пока поляки, которые вступали в Евросоюз вместе с нами, дрались за каждую квоту, наши уже пили шампанское, — вспоминает Александр Гапоненко. — В итоге за несколько лет мы превратились в рынок сбыта и источник дешевых человеческих ресурсов. Три четверти банковского капитала в стране сегодня шведские. Скандинавам также принадлежат крупнейшие телекоммуникационные компании, сети крупных универмагов, треть земельных наделов и половина лесов для вырубки и переработки. Если доля промышленности в ВВП Латвии во времена СССР занимала 38%, то в 1990-е сократилась до 20%, а в ЕС — до 9%.

Несладкая Латвия 2.0

В Латвии любят рассказывать о том, что нынешняя страна — это продолжение первой республики 1930–1940-х годов. Тогда по экономическим показателям Латвия жила, как Дания. А президент Улманис говорил, что каждый латыш может положить в чашку три ложки сахара — по числу отечественных сахарозаводов.

Сегодня во второй Латвийской Республике — ни одной. Нет, сахар в Латвии есть, но он весь привозной. Покупаю в шведском супермаркете RIMI пачку знаменитого елгавского сахара.

— Его делают теперь в Дании, — поясняет продавец Нина и говорит, что старую упаковку сохранили для привлекательности. — Однако весь привозной сахар из тростника, и варенье получается не таким сладким.

Елгавский завод закрылся последним из сахарных предприятий страны четыре года назад. Иду по чистому полю, на котором когда-то располагались его цеха. Вдали копошится техника. Российский «Уралвагонзавод» (тот самый, рабочие которого хотели ехать в Москву в 2012 году бить морды оппозиционерам с Болотной площади) будет здесь собирать вагоны. Обещают около 200 рабочих мест.

Они не помешают. Сахарозаводы обеспечивали работой не только около тысячи латышей, но и сотни хозяйств, которые выращивали сахарную свеклу. Теперь их тоже нет. В Латгалии гектары заброшенных полей и сотни брошенных домов. Только по официальной статистике, с 2004 года латвийские села покинула треть работоспособных жителей — 75 тысяч человек.

— Все предприятия и хозяйства, которые составляли конкуренцию европейским производителям, уничтожены, — рассказывает Александр Гапоненко. — До этого Латвия осталась без рыболовецкого флота. Потом пошла под нож рыбопереработка. В конце 1990-х работали 22 завода, сейчас только три.

— Однако решения принимали сами хозяева предприятий и хозяйств, — парирует президент общественной организации «Европейское движение в Латвии» и член Экономического и социального комитета ЕС для консультаций госорганов Андрис Гобинс. Он искренне не понимает, в чем виноват ЕС перед Латвией. — Евросоюз предложил собственникам компенсацию за закрытие производств, и они согласились.

Простым работникам между тем деньги не предлагали. Их выставили на улицу.

— Но если бы мы не интегрировались в Европу, то было бы только хуже, — считает Гобинс. — Фабрики и заводы все равно бы закрылись. Если они не эффективные, то что с ними делать? Поэтому я благодарен ЕС за то, что предлагает закрывать неэффективные производства взамен на субсидии.

Вообще, в Латвии скептицизм населения любят объяснять особенностями характера.

— Мы не любим всех: ООН, ЕС, президента, правительство, самих себя, — рассуждает Андрис. — Это наша ментальность. Эстонцы были такими до вступления в ЕС, но после изменили свое мнение.

Русский вопрос

Впрочем, кризис неравномерно бьет по населению Латвии. В наибольшей степени от него страдают русскоязычные жители, не имеющие латвийского гражданства.

Сергей Малаховский — редактор популярного политического сайта «Весточка». Если труба зовет, готов отстаивать свое мнение и на баррикадах, за что уже поплатился. С 2007 года въезд в Эстонию ему закрыт. Тогда он участвовал в акциях протеста против сноса памятника Неизвестному Солдату в Таллине. Однако из России (а ее обвиняли в организации выступлений) чемоданы денег он не получал. Не везут их и сейчас.

— Как у нас говорят, 90% средств, которые в Москве выделяют на русских за рубежом, остается в пределах Садового кольца, а за оставшиеся дерутся профессиональные соотечественники и сотрудники посольства, — замечает Малаховский.

На железнодорожном вокзале провожаем его знакомого из России. Тот только вернулся с перекура.

— Не поверите! Подходит бомж и просит сигарету. Я достаю пачку, а он говорит: «Я такие не курю!» Мне стало интересно, почему он не взял сигарету. Но тот отнекивался. А потом сказал, что, мол, русские, — знакомый показывает сигареты «Петр Первый» и заливается смехом.

Местным русскоязычным, однако, не весело. С 1990-х латышское правительство разделило население на две части. Гражданство давали только тем, кто мог доказать, что их предки жили здесь до 1940

http://pikabu.ru/story/latviya_posle_vstup...ya_v_es_2023509